Весна-Красна

В урочный час обычной чередою

Являюсь я на землю берендеев,

Нерадостно и холодно встречает

Весну свою угрюмая страна.

Печальный вид: под снежной пеленою

Лишенные живых, веселых красок,

Лишенные плодотворящей силы,

Лежат поля остылые. В оковах

Игривые ручьи, — в тиши полночи

Не слышно их стеклянного журчанья.

Леса стоят безмолвны, под снегами

Опущены густые лапы елей,

Как старые, нахмуренные брови.

В малинниках, под соснами стеснились

Холодные потемки, ледяными

Сосульками янтарная смола

Висит с прямых стволов. А в ясном небе

Как жар горит луна и звезды блещут

Усиленным сиянием. Земля,

Покрытая пуховою порошей,

В ответ на их привет холодный кажет

Такой же блеск, такие же алмазы

С вершин дерєв и гор, с полей пологих,

Из выбоин дороги прилощенной.

И в воздухе повисли те же искры,

Колеблются, не падая, мерцают.

И все лишь свет, и все лишь блеск холодный,

И нет тепла. Не так меня встречают

Счастливые долины юга, — там

Ковры лугов, акаций ароматы,

И теплый пар возделанных садов,

И млечное, ленивое сиянье

От матовой луны на минаретах,

На тополях и кипарисах черных.

Но я люблю полунощные страны,

Мне любо их могучую природу

Будить от сна и звать из недр земных

Родящую, таинственную силу,

Несущую беспечным берендеям

Обилье жит неприхотливых. Любо

Обогревать для радостей любви,

Для частых игр и празднеств убирать

Укромные кустарники и рощи

Шелковыми коврами трав цветных.

(Обращаясь к птицам, которые дрожат от холода.)

Товарищи: сороки-белобоки,

Веселые болтушки-щекотуньи,

Угрюмые грачи, и жаворонки,

Певцы полей, глашатаи весны,

И ты, журавль, с своей подругой цаплей,

Красавицы лебедушки, и гуси

Крикливые, и утки-хлопотуньи,

И мелкие пичужки, — вы озябли?

Хоть стыдно мне а надо признаваться

Пред птицами. Сама я виновата,

Что холодно и мне, Весне, и вам.

Шестнадцать лет тому, как я для шутки

И теша свой непостоянный нрав,

Изменчивый и прихотливый, стала

Заигрывать с Морозом, старым дедом,

Проказником седым; и с той поры

В неволе я у старого. Мужчина

Всегда таков: немножко воли дай,

А он и всю возьмет, уж так ведется

От древности. Оставить бы седого,

Да вот беда, у нас со старым дочка —

Снегурочка. В глухих лесных трущобах,

В нетающих лядинах возращает

Старик свое дитя. Любя Снегурку,

Жалеючи ее в несчастной доле,

Со старым я поссориться боюсь;

А он и рад тому — знобит, морозит

Меня, Весну, и берендеев. Солнце

Ревнивое на нас сердито смотрит

И хмурится на всех, и вот причина

Жестоких зим и холодов весенних.

Дрожите вы, бедняжки? Попляшите,

Согреетесь! Видала я не раз,

что пляскою отогревались люди.

Хоть нехотя, хоть с холоду, а пляской

Отпразднуем прилет на новоселье.

Мороз

Вот то-то ты некстати горяча,

Без разума болтлива. Ты послушай!

Возьми на миг рассудка! Злой Ярило,

Палящий бог ленивых берендеев,

В угоду им поклялся страшной клятвой

Губить меня, где встретит. Топит, плавит

Дворцы мои, киоски, галереи,

Изящную работу украшений,

Подробностей мельчайшую резьбу,

Плоды трудов и замыслов. Поверишь,

Слеза проймет. Трудись, корпи, художник,

Над лепкою едва. заметных звезд —

И прахом все пойдет. А вот вчера

Из-за моря вернулась птица-баба,

Уселась на полынье широкой

И плачется на холод диким уткам,

Ругательски бранит меня. А разве

Моя вина, что больно тороплива,

Что с теплых вод, не заглянувши в святцы,

Без времени, пускается на север.

Плела-плела, а утки гоготали,

Ни дать ни взять в торговых банях бабы;

И что же я подслушал! Между сплетень

Такую речь сболтнула птица-баба, —

Что, плавая в заливе Ленкоранском,

В Гилянских ли озерах, уж не помню,

У пьяного оборвыша факира

И солнышко горячий разговор

Услышала о том, что будто Солнце

Сбирается губить Снегурку; только

И ждет того, чтоб заронить ей в сердце

Лучом своим огонь любви; тогда

Спасения нет Снегурочке, Ярило

Сожжет ее, испепелит, растопит.

Не знаю как, но умертвит. Доколе ж

Младенчески чиста ее душа,

Не властен он вредить Снегурке.

Снегурочка

Людские песни.

Бывало я, прижавшись за кустами

Колючими, гляжу не нагляжуся

На девичьи забавы. Одинокой

Взгрустнется мне, и плачу. Ах, отец,

С подружками по алую малину,

По черную смородину ходить,

Аукаться; а зорькою вечерней

Круги водить под песни, — вот что мило

Снегурочке. Без песен жизнь не в радость.

Пусти, отец! Когда, зимой холодной,

Вернешься ты в свою лесную глушь,

В сумеречки тебя утешу, песню

Под наигрыш метели запою

Веселую. У Леля перейму

И выучусь скорехонько.

Снегурочка

Как больно здесь, как сердцу тяжко стало!

Тяжелою обидой, словно камнем,

На сердце пал цветок, измятый Лелем

И брошенный. И я как будто тоже

Покинута и брошена, завяла

От слов его насмешливых. К другим

Бежит пастух; они ему милее;

Звучнее смех у них, теплее речи,

Податливей они на поцелуй;

Кладут ему на плечи руки, прямо

В глаза глядят и смело, при народе,

В объятиях у Леля замирают.

Веселье там и радость.

(Прислушивается.)

Чу! смеются.

А я стою и чуть не плачу с горя,

Досадую, что Лель меня оставил.

А как винить его! Где веселее,

Туда его и тянет сердце. Прав

Пригожий Лель. Беги туда, где любят,

Ищи любви, ее ты стоишь. Сердце

Снегурочки, холодное для всех,

И для тебя любовью не забьется.

Но отчего ж обидно мне, досада

Сжимает грудь, томительно-тоскливо

Глядеть на вас, глядеть на вашу радость,

Счастливые подружки пастуха?

Отец-Мороз, обидел ты Снегурку.

Но дело я поправлю: меж безделок,

Красивых бус, дешевых перстеньков

У матери-Весны возьму немного,

Немножечко сердечного тепла,

Чтоб только лишь чуть теплилось сердечко.

Купава

Я-то,

Снегурочка, а я-то как счастлива!

От радости и места не найду,

Вот так бы я ко всякому на шею

И кинулась, про радость рассказала,

Да слушать-то не все охочи. Слушай,

Снегурочка, порадуйся со мной!

Сбирала я цветы на Красной горке,

Навстречу мне из лесу молодец,

Хорош-пригож, румяный, круглолицый,

Красен, кудряв, что маковый цветок.

Сама суди, не каменное сердце,

Без милого не проживешь, придется

Кого-нибудь любить, не обойдешься.

Так лучше уж красавца, чем дурного.

Само собой, по скромности девичьей,

Стараешься ретивое сердечко

Удерживать немного; ну, а все же

На всякий час не спасешься. Парень

Пригож собой, жениться обещает,

Да так-то скор, да так-то скор, что, право,

Скружит совсем, ума не соберешь.

Ну что и как… уж долго ль, коротко ли,

А только мы сдружились. Он богатый

Отецкий сын, по имени Мизгирь,

Торговый гость из царского посада.

Родители мои, конечно, рады

Моей судьбе; а он уж так-то клялся

В Ярилин день, на солнечном восходе,

В глазах царя венками обменяться

И взять меня женой, тогда прощайте.

В его дому, в большом посаде царском,

На всем виду, богатою хозяйкой

Забарствую. Сегодня мой Мизгирь

Приедет к нам в слободку спознаваться

С девицами и парнями. Увидишь,

Порадуйся со мной!

Снегурочка ее целует.

Повеселимся.

Круги водить пойдем на Красной горке.

Да вот и он!

Царь

Конечно, грех неправого стяжанья

По мелочи не очень-то велик

Сравнительно, а все же не мешает

Искоренять его. Не уклонимся ж

От главного предмета разговора.

Благополучие — велико слово!

Не вижу я его давно в народе,

Пятнадцать лет не вижу. Наше лето

Короткое, год от году короче

Становится, а весны холодней —

Туманные, сырые, точно осень,

Печальные. До половины лета

Снега лежат в оврагах и лядинах,

Из них ползут туманы по утрам,

А к вечеру выходят злые сестры —

Трясучие и бледные кумохи.

И шляются по деревням, ломая,

Знобя людей. Недавно мы гуляли

С женой твоей, Прекрасною Еленой,

В саду моем тенистом. Под кустами,

От зорких глаз садовников скрываясь,

Таилася подтаявшая льдинка;

Беспечные, как дети, мы шутили,

Резвилися с Прекрасной Еленой;

Но холодок, вияся тонкой струйкой,

Лица ее прекрасного коснулся;

И вздулись вдруг малиновые губы

И правая румяная щека,

Гора горой, мгновенно исказилась

Улыбка уст медовых. Нет, Бермята,

Не все у нас благополучно, друг.

Пятнадцать лет не кажется Ярило

На наш призыв, когда, встречая Солнце,

В великий день Ярилин, мы напрасно

Тьмотысячной толпой к нему взываем

И песнями его величье славим.

Сердит на нас Ярило.

Царь

Есть за что.

В сердцах людей заметил я остуду

Немалую; горячности любовной

Не вижу я давно у берендеев.

Исчезло в них служенье красоте;

Не вижу я у молодежи взоров,

Увлажненных чарующею страстью;

Не вижу дев задумчивых, глубоко

Вздыхаюших. На глазах с поволокой

Возвышенной тоски любовной нет,

А видятся совсем другие страсти:

Тщеславие, к чужим нарядам зависть

И прочее. В женатых охлажденье

Заметнее еще: на жен, красавиц

Диковинных, с сокольими очами,

На пышную лебяжью белизну

Упругих плеч — супруги-берендеи,

Сонливые, взирают равнодушно.

Кажись бы я… эх, старость, старость! Где вы

Минувшие веселые года

Горячих чувств и частых увлечений?

Чудесные дела недуг любовный

Творил в душе моей: и добр и нежен

Бывал тогда счастливый Берендей,

И всякого готов принять в обьятья

Открытые. Теперь и стар и сед,

А все-таки не понимаю, можно ль

Холодным быть, бесстрастным оставаться

При виде жен румяных, полногрудых.

Но в сторону не будем уклоняться,

На прежнее воротимся. А жены!

Нельзя сказать, что потеряли вовсе

Горячую привязанность к мужьям,

А все ж таки супружесткая верность

Утратила немного, так сказать,

Незыблемость свою и несомненность.

Короче, друг, сердечная остуда

Повсюдная, — сердца охолодели,

И вот тебе разгадка наших бедствий

И холода: за стужу наших чувств

И сердится на нас Ярило-Солнце

И стужей мстит. Понятно?

Лель

Не мне,

Великий царь, а Солнцу подобает

Такая честь. Лелеяло измлада

Оно меня — учило песни петь;

Его тепло в речах моих, — и слушать

Охотятся девицы речи Леля.

Тепло его в крови моей и в сердце,

И теплится в лице румянцем смуглым,

И светится весенней сладкой негой

Из глаз моих. Снегурочка, пойдем

Свивать венки со мною вместе, будем

Встречать зарю и солнечный восход!

Смотрите ей в глаза! Она полюбит

К рассвету дня, — меня или другого,

Снегурочка полюбит непременно,

Поверьте мне. А бедный пастушонко,

Кудрявый Лель, в угоду богу-Солнцу

И светлому царю, поможет ей

.